Глава 5. Юджин. Кришнаиты. Важные точки материка.
Когда я попал в Юджин и погулял немного по городу, у меня создалось впечатление, что основная масса населения хиппует. На площади бешено стучали - правда, танцующий народ своим видом больше напоминал население A-camp'a. Вытащив было камеру, я тут же получил предупреждение о том, что камеры тут не любят и могут даже разбить. Погуляли по ярмарке, купили подарки. Милые девушки пригласили нас вечером на киртан к местным кришнаитам. Нам не хотелось уезжать в тот же день из города, и решено было остаться и попробовать куда-нибудь вписаться на ночь. Вечером пришли к кришнаитам и обнаружилось, что Рушана знакома с их главным гуру, которого я тоже помнил по Rainbow. После отличного киртана послушали, как водится, проповедь и поужинали прасадом. Нам разрешили остаться на ночь. Вся кришнаитская братия готовилась к утреннему отъезду на гастроли с Greatfull Dead. Монахи всю ночь загружали едой и агит-литературой грузовики, а я пошел посмотреть на происходящий в соседнем здании панк-концерт. Там было не очень, и я вернулся. На кухне сидели не принимающие участия в общих сборах две хиппушки, судя по всему, давно путешествующие. Раскурившись и рассказав друг другу немного о наших странствиях, мы спокойно сидели, болтая ногами, на огромных баках с прасадом. Одна из девушек своим видом, манерами и голосом настолько напоминала мою первую любовь, что у меня происходил сильнейший «flash-back». Глядя на нее, я как будто смотрел на себя в прошлом. Звали девушку Кэтти, и, узнав об этом, я почему-то совсем не удивился, как будто по-другому ее звать и не могли. Достал варган и заиграл долгую грустную северную песню, похожую на одинокий путь через заснеженную горную долину. Кэтти попросила показать инструмент, и я начал учить ее играть, достав себе из футлярчика второй варган. Я всегда ношу с собой два варгана одной тональности на случай, если будет с кем поиграть. Варган - это инструмент, который учит тебя сам, достаточно только желания играть, но моему стилю игры нужно учиться постепенно, осваивая прием за приемом, и только потом соединяя их вместе. Еще ни разу мне не удавалось за короткое время обучить человека этой манере игры, но Кэтти безошибочно повторяла за мной все нюансы дыхания и ритмических рисунков, первый раз в жизни держа в руках этот инструмент, и через полчаса мы вовсю играли дуэтом, а ее подруга подстукивала нам на ложках и стаканах. Утром, попив чая и послушав очень красивые истории из жизни индийских святых, мы двинулись дальше. На карте побережья Орегона и Вашингтона было два места, привлекших наше внимание. Это были два мыса, уходящие в Тихий океан и как бы немного отделенные от остального материка. Одна из этих точек была крайней северо-западной точкой Америки, и, судя по карте, там была индейская резервация. На другой, вроде бы, не было ничего особого, и она не вызывала сильного интереса ни у кого, кроме Клюквы. Он сказал, что это важная точка материка, и что он чувствует необходимость посещения этого места. Там, на берегу, вросший в песок, стоял проржавевший каркас затонувшего здесь когда-то корабля и уходила далеко в море стена волноломов. План нашего путешествия составлялся практически на ходу и в основном включал в себя национальные парки, но, узнавая от местных о каких-нибудь интересных местах, не отмеченных в путеводителях, мы старались заезжать туда тоже. Мы не руководствовались мнением большинства, и если кто-то говорил, что чувствует необходимость посещения того или другого места - мы ехали туда. Мне такой способ путешествия очень понравился, и в основном никто не остался обиженным, хотя полностью накладок было не избежать, ведь временем мы были хоть и не сильно, но все-таки ограничены. Мы были уже далеко от Калифорнии и ехали теперь по крайнему северу страны. Природа изменилась, вокруг стояли еловые леса, по утрам озера клубились туманом, и вдоль дорог росли северные цветы. Каждый вечер мы заезжали в лес поглуше и разбивали лагерь прямо у машины. В Америке можно останавливаться на ночлег в любом национальном лесу (не в национальном парке), и лесов этих, по счастью, осталось еще много. Путешествуя по северу, ты практически все время едешь через леса и, устав, можешь без проблем найти место, где заночевать. За все время путешествия мы ни разу не останавливались в отелях, спали в лесу и купались в реках. Готовили сами на переносной плитке и на костре, периодически пополняя запасы продовольствия и воды в городках. Очень кстати были Макдональдсы, в их просторных туалетах за которыми никто не следит, всегда можно было вымыть в раковине всю накопившуюся грязную посуду. Есть мнение, что наличием бесплатных комфортабельных туалетов, которыми может воспользоваться в любой момент любой бродяга, Макдональдс отрабатывает часть своей вредной кармы. Несколько раз приходилось ночевать в кемпингах, если среди ночи не могли найти подходящего места. (За ночевку в неустановленном месте рейнджеры могут крупно оштрафовать). Кемпинг - это тоже довольно удобно. Горячий душ и ночлег всего за 10$ за ночь на всю компанию. Надо сказать, что нам повезло с погодой, и за весь месяц дождь ни шел ни разу. Дождь, конечно, осложнил бы наши лесные ночевки. С дождем связано одно из мест, которые мы не посмотрели, просто не поняв, куда нас занесло, и уехав. По пути к второй «важной точке материка» мы проезжали ночью мимо Olympic national forest. Я был за рулем уже несколько часов, слушая «Мастера и Маргариту», начитанный на CD. Все спали. Начав периодически видеть кусочки снов, накладывающихся на ночную трассу, решил, что надо искать ночлег. Вдруг щиток - «North american rain forest». Совершенно не ожидая встретить тут на севере настоящий rain forest, я не принял написанного на указателе всерьез, решив, тем не менее, свернуть на ту дорогу и поискать места для ночевки. Через несколько миль начал накрапывать дождик. С каждой минутой он усиливался, пока не превратился в сильный ливень. Я проехал до конца дороги, не найдя места, куда свернуть, и уперся в кемпинг. В машине всем было не уместиться, а ставить палатку в такой дождь тоже было проблематично. Посоветовавшись, решили вернуться назад на трассу и ехать дальше до утра. Чем дальше мы отъезжали от кемпинга, тем слабее становился дождь, наконец совсем перестав. Только утром, отъехав совсем далеко, я прочитал в подобранной в кемпинге брошюрке, что мы были в уникальном месте, где в радиусе нескольких миль непрерывно идет дождь, и rain forest - это реальность, а не просто красивое название. Правда, леса на северо-западе так или иначе напоминают, как это ни странно, немного Гавайи - своим буйством растительности, влажностью, мхами, свисающими с деревьев, словно бороды хранителей леса. Целые сутки, проведенные перед поездкой в резервацию на одном местном озере, накрапывал дождик, что приводило в восторг Клюкву, говорившего, что он чувствует себя как на даче под Питером. Но мы были не под Питером, а на северо-западном побережье Америки, и на другой стороне залива в цепях облаков темнел канадский полуостров Ванкувер. Индейские резервации в Америке представляют собой довольно жалкое зрелище. Полуразвалившиеся трейлеры, старые раздолбанные пикапы, кучи хлама. Те, кому по праву принадлежит эта страна, согнаны в эти своеобразные гетто, где все равно их права правительство ограничивает то тут, то там, запрещая охоту, вводя абсурдные правила на рыбную ловлю и т.п. Вплоть до семидесятых годов индейцев заставляли отдавать детей в американские школы, где им под страхом физических наказаний запрещали говорить на родном языке. В общем, индейцев и их культуру целенаправленно уничтожали и таки во многом добились своего. Принесенные из Европы болезни и алкоголь делали свое дело не хуже пуль. Теперь многие из них тихо спиваются в резервациях, никому не мешая. Говорят, то, что стало с этой страной - исполнение древнего индейского пророчества о людях, что придут из-за моря, уничтожат народы, живущие на этой земле, и разрушат природу, построив странные города. Также существует пророчество о том, что произойдет после: «Где утром стояли города - днем будет только подниматься дым». Мы пересекли границу резервации племени Makah. Это можно было сразу заметить по машинам, едущим навстречу. Они были старые и проржавевшие. Въехали в городок, напоминавший какую-то советскую провинцию времен застоя. Посреди залива на вечной стоянке стоял огромный рыжий от ржавчины мертвый теплоход с выбитыми стеклами. Меня всегда привлекали вещи, рожденные цивилизацией и теперь находящиеся в процессе возврата назад в природу. В них течет своя жизнь и сила. «Вот бы по нему полазить!» - думал я. В индейцах, не смотря на их довольно жалкие условия жизни, есть очень много присущего этому народу достоинства. У них гордая осанка, и смотрят они на тебя всегда немного сверху вниз. Народ этот вызывает у меня бесконечное уважение и сострадание. Именно через их пение я впервые почувствовал силу этой земли и связь с ней. Случилось это много лет назад в Пенсильвании, куда я приехал на powwow, которое для западного человека является одной из немногих возможностей увидеть индейцев на их празднике, одетых в традиционные костюмы, посмотреть на их танцы, глубоко связанные с лесом, горами, зверями и птицами, послушать их пение, их барабаны, стучащие внутри тебя как сердце самой земли. Мы проехали городок Neah Bay, чуть не столкнувшись на перекрестке с очередной колымагой, и не подумавшей остановиться на «Стопе», и стали подниматься выше и выше по грунтовой дороге, ведущей на самый северо-западный край Америки - cape Flattery. На самом краю Америки не было никого. Было место для разворота, дальше грунтовка превращалась в узкий ухабистый проем между кустами. Решено было тут ночевать. Вид с крайней точки страны открывался внушительный. С одной стороны - Тихий океан, с другой - мрачный Ванкувер. Прямо перед нами был остров, на котором стоял дом и маяк. Если посмотреть на него в бинокль, открывался маленький нереальный мир, похожий на кадры из «Соляриса». Среди медленно клубившегося тумана виднелись проложенные через густой кустарник тропинки, идущие в разные стороны от дома с маяком. Издали остров казался очень мягким, будто плюшевым. Не видно было ни одного человека, хотя дом по своему виду казался вполне жилым. В таком доме мог бы жить сам смотритель маяка с семьей. Я старался представить себе эту жизнь на самом краю земли, с вечным шумом разбивающихся о скалы волн и поющим над водой, словно гигантский singing bowl, маяком. Мы готовили ужин, когда вдруг подъехала машина. Девушка, сидевшая в ней, смотрела на нас какое-то время, прежде чем выйти. Она вышла, и это свидетельствовало о том, что мы производим не такое уж страшное впечатление после двух недель on the road. Мы познакомились и пригласили ее к нашему ужину. Разговорившись, мы выяснили, что девушка встречалась какое-то время с сыном Нины Аловерт - русской женщины-фотографа, знаменитой своими фотографиями Бродского, Барышникова и других известных иммигрантов. Одна моя знакомая рассказывала мне, как однажды она провела всю ночь в доме этой женщины, просматривая уникальные фотографии, сложенные повсюду в многочисленных коробках. В общем, встретить здесь совершенно незнакомого человека и выяснить, что между вами существует определенная цепочка - было довольно странно. Оказалось, что Виктория живет на одном из американских островов, что находятся в заливе между Америкой и Ванкувером. Рассказала про жизнь на островах и даже пригласила в гости, но поехать туда у нас не получилось, а жаль. Полночи играли, разложив инструменты прямо на обеденной скатерти. Утром мы спустились назад в городок, зашли в лавку к индейцам купить копченой рыбы. В лавке на стене висела карта мира с воткнутыми в разные места иголками. Хозяин объяснил нам, что он просит всех приходящих к нему покупателей говорить, из какой они страны и города. Судя по количеству воткнутых в карту иголок и их разбросанности, его рыба славилась на весь мир. Правда, в России не было ни одной иголки, и он был очень рад воткнуть в огромное пустующее пространство сразу четыре - в Москву, Питер, Казань и Ташкент. Выезжая из городка, я увидел еще одну сюрреалистическую картину: теплоход, привлекший вчера мое внимание, стоял теперь совершенно в другом конце бухты и довольно далеко от берега. Объяснение этому явлению напрашивалось настолько же абсурдное, как и вся эта картина: якоря у теплохода не было, и он, пустой, спокойно дрейфовал внутри залива, то приближаясь к берегу, то отдаляясь, в зависимости от прилива. Так закончился наш путь на север и началось медленное продвижение вглубь страны - на восток, домой. Больше фото - в Фотоальбоме |